Инна считает унизительным подстраиваться. Ей вообще плевать на людей. Если они не играют по ее правилам, она просто не играет. Старательная позиция напоминает Инне маму, а наплевательская – отца. Агрессия выходила ему боком и в конце концов уничтожила его самого. Даже сильному мужчине не удалось таким образом защитить свое болезненное самолюбие. Мама тоже страдает от своей старательности.
– Вы хотите теперь обнаруживать в себе прекрасную слабую девушку, которая прячется под бронежилетом жира?
– Я очень этого хочу, но мешают старые установки.
Инна не замечает чувственных ощущений. Когда при прощании я обращаю ее внимание на разницу между холодной металлической ручкой двери и мягкой теплой обивкой, к которым она по очереди прикасалась, она не понимает меня. Вероятно, потребность в чувственных контактах реализуется у Инны в виде контакта с суррогатной грудью – едой.
Инна без труда сдала сессию, переехала в съемную квартиру – все оказалось проще, чем казалось. Инну радует, что у нее теперь настоящая мать, не прячущая больше своих искренних чувств. Неужели можно проявлять и враждебные чувства и позволять себе грех чревоугодия?
Телефонный звонок ее сокурсника Феликса вытащил ее больную из постели, она пришла на встречу по обыкновению на 10 минут раньше, он опоздал на полчаса, но не извинился, лишь рассказал, как ловил машину, как ехали. Феликс долго мучил ее в кафе рассказом о последнем неудачном свидании со своей девушкой. Инна чувствовала себя бесплатным аналитиком-дилетантом, но не могла сказать ему об этом. Раньше она критиковала его немужское поведение с девушкой, он обижался, и тогда она говорила, что он в порядке. Чтобы прекратить его долгие монологи по телефону о своей даме сердца, Инна придумывает разные поводы. Например, говорит, что уже пора спать, но он возражает – мол, она раньше четырех не ложится. Феликс помогал ей в обустройстве – тащил тяжелую микроволновку.
Ее бесит, как такое ничтожество, как Феликс, манипулирует ею. Она много раз пыталась убеждать его в своей правоте, но он если и соглашался с ней, то потом забывал сам факт разговора. Инне передали, что он сейчас отпал, так как стал ее бояться – это ее, такую добрую, терпеливую. Разве мужчина будет показывать женщине свой страх?
– На сегодняшний день именно таков ваш мужчина.
– Я не хочу, чтобы следующий был такой же. Я достойна лучшего. Просто до вас я жила как в утробе, а теперь у меня прорезаются крылья.
Инна терпела вампиризм сокурсника, который подкупил ее признанием, что она самый лучший друг. Она притворялась внимательно и сочувственно слушающей его излияния в связи с девушкой, которая не отвечала взаимностью на его любовь. Инна не ревновала его, так как он не в ее вкусе. Она отшила его, но ей одиноко, она стала плакать. В детстве ее дергали за руку, запрещая плакать. Теперь она одергивает себя сама. Может, не надо?
Тетка сказала, что Инна много говорит, не дает собеседнику рта раскрыть, стремится доминировать. Инна знает это за собой и связывает с таким поведением свое одиночество. Она объясняет повышенную потребность во внимании тем, что долго позволяла быть в доминирующей роли Феликсу. Она рассталась с ним и теперь сама подражает ему, компенсируя свой детский недолив.
– Да, с вами не считался доминирующий отец.
– После его смерти мать долго была не в форме, формально общалась со мной. Приходилось ее беречь от эмоциональной перегрузки. А тетка больше была занята практическими вопросами.
Инне хотелось обратить внимание «родителей» на то, какое солнышко за окном, но она опасалась, что им не до того. Может быть, зря она так. Ведь ее не только жалели, когда ей это было очень надо, но и ценили за живость. Она, по сути, была солнышком в этом печальном и озабоченном доме. Как и солнышко за окном, оно нередко было скрыто тучами. Сейчас ей хочется сиять: «Я есть!» А можно разогнать тучи и пригреть.
Я говорю о сходстве любовной зависимости ее друга и ее пищевой зависимости, а также созависимости. Инна идентифицируется с Феликсом как с жертвой и одновременно с теткой как со спасительницей. Это первичная, психологическая выгода. Вторичная, социальная выгода – поднести микроволновку или еще чего.
Сегодня Инна выглядит совсем взрослой в просторном темно-сером платье со светло-серыми цветами. Инна спасла сейчас голубя, который висел на ветке на бечевке, привязанной к ножке. Освободила и выпустила его, гордясь собой. Вспомнила, как в Крыму принесла домой воробышка, прибитого ливнем к земле, отогрела, покормила кормом, оставшимся от попугая, которого съела кошка, и выпустила. Инна гордится тем, что попросила хозяйку квартиры уважать ее право на арендуемую территорию, предупреждать о предстоящем визите.
Теленовости о драматических или сентиментальных событиях стали вызывать «идиотские» слезы – исчез иммунитет. Мать с теткой с детства полушутя приучали ее к мысли, что она должна будет в старости разжевывать им корочку хлеба. Инна готовилась к роли вставной челюсти для стоматологов на пенсии. Поддаваться собственным потребностям считалось эгоистичным. Но вопреки этим правилам она питалась отдельно, переедая. Так же, как отец, ее обожаемый кумир, говорил правильные вещи, но вел себя наоборот.
Она заканчивает учебу по специальности, которую ненавидит, ей предстоит нелюбимая работа, но у нее нет других интересов. Она порвала с друзьями, которые только пользовались ею, но где взять других? Матери почти не бывает дома. Она вдруг предложила возить Инну с собой в бассейн. Инне приятно ехать по еще пустынным улицам, приятно плескаться в воде, назад она возвращается в тонусе. С мамой успевает коротко обменяться новостями.
Тетка полагала, что уж на своей квартире Инна без присмотра даст себе волю, будет объедаться. Оказалось, что она заметно похудела. Тетке пришлось это признать. Инна теперь считает, что похудеть ей надо для повышения своей женской привлекательности. Раньше она боялась признать, что держится за Феликса из-за страха одиночества. Но самая дальняя ее цель – стать независимой личностью. Если уж зависимость – так от своей природы, а она женская, значит, все образуется само собой. Ура!
Инна получила диплом и на прощанье сказала начальнице на работе, что с трудом терпит ее замечания. Родители теперь прислушиваются к ее советам, хотя даже карманные деньги приходится у них просить на их условиях. Они не доверяли ее природе, заботились невпопад. Она привыкла вначале формулировать «правильный» ответ, а потом говорить. Теперь она не может доверять собственному рассудку, столько там оказалось тараканов. Показывать их рискованно – вдруг она не понравится.
Инну не взяли на хорошую работу при всех ее профессиональных плюсах из-за недостатка мотивации. Ее привлекали престиж компании, высокая оплата и карьера. Она была удивлена и расстроена тем, что ее раскусили, но учла свою ошибку и теперь работает юристом с ценными бумагами, с интересом решает трудные детективные задачи в арбитраже, обслуживает в основном не очень хороших людей. Она выиграла дело, фирме перевели много денег, начальнице понравилось, но бонуса она не дала. Теперь Инна боится сказать начальнице о своих потребностях.
Инна ходит с большой сумкой, хотя есть и ридикюли. Ее сравнивают с героиней Алисы Фрейндлих в «Служебном романе», но она хотела бы быть похожей на нее во второй половине фильма. На 1-м курсе вуза она завидовала студентам из общежития, к 3-му курсу дома были ледяные отношения с «родителями», холодная война. Сейчас ей свободнее одной, но не хватает близкого человека. Не хочется быть похожей на мать и тетку, но других образцов она не знает.
Инна похудела на 9 кг. Ее теперь меньше волнует ее вес, есть проблемы поважнее. На 1-м курсе института Инна влюбилась в одинокого гордого студента – этим он был похож на отца. Она не верила, что может ему понравиться, но в его присутствии вела себя оживленно, он обратил на нее внимание, они стали перезваниваться, а через полгода и встречаться.
Через неделю Инна испытала разочарование. Он умничал, хвастался, поучал. Она ждала от него восхищения, а он сам оказался таким же закомплексованным. Получив очко (понравилась), она захотела быстрее от него избавиться и стала демонстрировать равнодушие и скуку. Наконец он предложил прервать отношения, так как ему надо ходить на курсы водителей – на что променял, гад! Теперь понятно, что ей понравились в нем собственные черты, а точнее – отцовские. Каждый тянул одеяло на себя.