В 15 лет у Инны повесился отец, это ее надломило, у нее чуть «крыша не съехала». Она не может понять, почему с отцом так кончилось. В это время мать с теткой стали следить за каждым ее куском, в ответ на это Инна стала воровски уносить еду в свою комнату и там ее жадно поглощать взаперти. Тетка взялась контролировать ее питание, но через три недели сдалась и пригрозила, что будет в случае нарушения диеты урезать ей карманные деньги, так как не видит иных способов, чтобы Инна взяла себя в руки.
Мать всегда называла ее пацанкой за стиль одежды и поведение, поэтому – Инник. Инна боится рискнуть одеваться и вести себя по-другому, стала заложницей своего имиджа. Она боится, что будет бросаться в глаза контраст «между толстой задницей и женской тонкостью». Инна недовольна собой, ненавидит себя и всех остальных, живет, как в болоте, не знает, с чего начать. Ей трудно «вылезти из-под теплого одеяла, оторвать задницу от мягкого дивана». Начав что-то, Инна ждет мгновенного успеха, и, не дождавшись, бросает. Поскольку она болезненно переживает неудачу, она ничего и не начинает. А если неудача все же случается, она убеждает себя, что не очень-то и хотелось. И вообще все это неважно, главное – спокойствие, только спокойствие.
Родители предоставляют Инне полную свободу. У нее своя комната, они не отказывают ей в деньгах, никуда не подталкивают. О ней так заботятся, освобождая даже от посильной заботы о себе, что Инна чувствует себя в долгу. В то же время ей трудно заставлять себя так же чисто и аккуратно регулярно убираться, как мать – если только Инна ждет гостей или под настроение. Ее душа теперь спрятана в какой-то куче мусора, до нее не докопаться. Но она готова, потому что хочется наладить личную жизнь.
Родителями Инна называет мать и тетку, она всегда дружески делилась с ними. Но с матерью Инна видится редко, а с теткой стало труднее делиться. Она не разделила гордость Инны по поводу поступления в вуз, не хвалит ее за хорошие оценки: «Другого от тебя никто и не ждал». Самое лучшее ее воспоминание – когда родители отдали ее бабушке в Тбилиси. Она была там окружена таким теплом и заботой, что это время осталось счастливейшей порой ее жизни. К сожалению, бабушка перекармливала Инну, она очень располнела.
Мать с отцом после окончания института забрали Инну к себе, она ходила в детский сад в Нижнем Тагиле, потом в крымской деревне. Родители были недовольны фигурой дочери, дети унижали ее из-за очков. В это время мать в первый и последний раз наказала Инну. Девочка, с которой Инна играла, села на оконную штору, карниз с грохотом рухнул. На шум прибежала испуганная мама, убедилась, что дочь жива и не получила сотрясения мозга. После этого, не разбираясь, поставила ее при подружке на пять минут в угол, чтобы та подумала о своем поведении. Было обидно за несправедливость и стыдно перед подружкой за унижение. И до этого Инна была послушной, а после этого – тем более.
Первый год учебы Инна пропустила из-за лечения глаз, которое не избавило ее от очков. В первом классе Инна чувствовала себя переростком. Училась Инна отлично, ее ставили в пример учителя, но она комплексовала из-за своей внешности, к тому же в 12 лет ей поставили брекеты. В это время тетка родила дочь, Инне пришлось стать мамой для своей сестренки, хотя она выполняла эти обязанности спустя рукава. Это наложило отпечаток на ее отношение к обязанностям вообще. Заодно она привыкла подавлять и свои желания, за исключением аппетита.
Они тогда жили в Москве в однокомнатной квартире тетки впятером: тетка с дочерью, мать с отцом и Инна. Инне вспомнилось, как мать держала на коленях Ксюшу, увлеченно разговаривала, не замечая, что та разочарованно провожает взглядом клубнику, которую мать проносит мимо ее рта себе в рот.
Отца Инна видела в основном спящим в постели с матерью, на дочь он внимания никогда не обращал, зато по-отечески нежно относился к племяннице, которая росла без отца. До 12 лет отец не давал Инне вмешиваться в разговоры с женой за ужином, а потом стал разговаривать с ней на равных, им было интересно разговаривать о всяких пустяках. Отец любил рассказывать интересные истории, в которых высмеивал «слабаков».
До пяти лет ее обожали, потом ожидали послушания, а с 15 стали прививать самостоятельность. В Крыму мать тяжело перенесла смерть родителей, Инна чувствовала себя сильнее и старалась не портить еще больше матери настроение, а поднимать. Отец поздно начал замечать ее, а Ксюшу полюбил сразу, Инна ревновала. Потом отец так же стал любить и Инну, а она его.
После ухода из жизни отца Инны его заменила тетка. Мать вечно была беспомощно-озабоченной и тревожно критикующей, а тетка – деловой, хваткой и мужеподобной. В 10-м классе родители перевели ее в колледж. В ее группе учился один слабак и неудачник, который, как она теперь догадывается, был втайне влюблен в нее. Инна относилась к нему с презрением, поскольку разделяла точку зрения отца, что слабых надо уничтожать. Ее бесит обычная теснота в общественном транспорте. Она бывает очень агрессивной, особенно перед месячными. Из нее тогда вылезает спрятанный от всех мизантроп.
Ей хочется к окончанию вуза иметь уже опыт работы, и она почти бесплатно работает на практике. Инна найдет работу, и у нее будут хоть небольшие, но свои деньги. А пока что приходится соглашаться, что тетка всегда права. У кого деньги, тот и прав. В переедании Инны я вижу бунт против навязанных правил. Я указываю на путаницу в ее отношениях, где родные люди как бы доверяют друг другу, а сами заключают сделки без четких и честных условий. У тетки она замечает это лучше, чем у себя.
Инне самой не нравятся ее максимализм и обидчивость. Она очень нуждается в любви, но не может доверять людям, ждет подвоха, очень болезненно переживает, когда сталкивается с обычными неприятностями. У нее скопился сгусток отрицательной энергии, как колючий ежик, который иногда вырывается наружу. Ей очень хочется, чтобы и вокруг, и внутри было тепло и мягко – как в утробе или в вате, которой ее обкладывали тревожная мама и заботливая тетя.
Инна опоздала на 15 минут, злилась в метро на необъятную бабищу, которая неторопливо шествовала впереди. Инна долго ругает транспорт и нерусских: «Понаехали». Бежала из метро ко мне, дважды наступила в лужу. Инна делит людей на высший и низший сорт, хорошо бы уничтожить низший. Она опасается сесть в лужу и заслужить мое презрение. Я говорю, что ее высшее начало ненавидит ее природу, которая бунтует в форме переедания.
Инна теперь не ест после 16 часов, зато до этого ни в чем себе не отказывает. Днем еда перестала быть запретным плодом, и Инна не лезет то и дело в холодильник, хотя и не испытывает голода. В прошлый раз Инне больше всего понравилось, что ей можно перебивать меня. На практике над ней взял шефство один из руководителей фирмы, который приглашает ее на работу после сдачи сессии.
Дома она находится в незаметной зависимости. О ней так заботятся, освобождая от посильной заботы о себе, что она чувствует себя в долгу. Мать, которую раньше было не вытащить никуда, теперь сама предлагает ей сходить в кино, поехать в Питер. У Инны слабые связки коленных суставов, привычные вывихи в них. Когда ей приходится прибегать к помощи матери, Инна в первую очередь просит ее не нервничать.
Отец в детстве полтора месяца водил ее на болезненные процедуры в ЦИТО, после которых, жалеючи, кормил ее мороженым. Он сам его очень любил (смахивает слезы). Но отец допустил ее до участия в своих умных разговорах лишь в 12 лет. Инна не могла делиться своими чувствами с матерью и теткой, только в 15 тетка перестала следить за ее диетой.
Инна учится на юриста без интереса, зато кусок хлеба обеспечен. Ведь на мужчин надеяться нельзя. Тетка была бы против, если бы Инна пошла учиться на журналиста, чтобы стать редактором на телевидении – это ведь ненадежная профессия. На днях выяснилось, что тетка очень хотела стать звукорежиссером на телевидении, но родители заставили ее учиться на врача, к чему у нее душа не лежит. Зато она хорошо зарабатывает. Если бы они могли с теткой поговорить так 3–4 года назад, Инна выбрала бы другую профессию.